Опасный лаборант - Страница 67

– Завтра испытаем, – капитан без особой чести окинул взором кучу отложенного снаряжения. – Остальное тоже разберите. Что испорчено, выкинем.

«У пиратов давно не было живых водолазов!» – по лицу Дениса можно было читать, как в открытой книге, но пьяный капитан пристально оглядел его и понял по-своему.

– Бояться не надо, – изрёк он. – Если пришельцы вас сожрут, мы жестоко отомстим! Кинем бомбу на дно, чтобы все эти моллюски из своих ракушек повылетели.

– Ксенонаутилус – насекомое, – возразил Денис, зыря на шкипера исподлобья, не вставая с корточек.

– А вам, – глаза капитана выпучились от роста давления сока в межушном ганглии. – Вам это будет уже ин-ди-фе-рентно, товарищ гидроматрос. Инди-фферрен-тно! Поняли?

– Так точно, товарищ капитан!

– Товарищ капитан второго ранга, – поправил пират и удалился.

Это было единственное, что удалось узнать о его прошлом. Свою биографию офицеры тщательно скрывали, а капитан и старший помощник – даже имена. Один судовой врач охотно всем рассказывал, как его зовут. Негры относились к жизни проще, но кличек удостоились только трое из них, обладающие зачатком человеческого разума – Баклажан, Гудрон и Уголёк. Но кому из людей интересны были сенегальцы? Если годных, готовых к разбою матросов можно набрать на африканском побережье в любом количестве, минёр Петрович считался невосполнимой потерей. По выражению циничного старпома, земляк «пошёл на корм скоту», то есть бактериальному мату, оглушённому взрывами глубинных бомб и упустившему судно, а нового инженера минно-взрывного дела взять в этих краях было неоткуда. Тем более, русского и проверенного в деле. Офицеры держались вместе и никого в свой круг не пускали, не доверяя чужакам, для чего имели все основания и опыт. Они знали, что в Диких Водах всякий простодушный человек заслуживает лишения имущества и смерти. Они беззастенчиво грабили туристов, а взятых в плен эксплуатировали без жалости.

Денис в полной мере познал прелести рабского труда. Собирали на дне по часу, к которому добавлялось время на подготовку, спуск и декомпрессию. На круг выходило больше трёх часов, поэтому погружались с Казаковым посменно, два раза в день. Пока один водолаз работал, другой отдыхал и грелся. «Чёрный песец» обрабатывал участок дна вокруг места стоянки, а потом снимался с якоря и переходил на тучные пастбища. Оттуда было что собрать, но и условия подводных лугов, пускай и неохраняемых, оказались так себе. Капитан выбрал плато с глубинами от сорока двух до сорока пяти метров, и там уже было холодно. Денис привык к заполярным спусками, но тут удивлялся – тропики, а ты мёрзнешь. На палубе пекло, внизу поначалу бодрящая прохлада, но через час тело сковывает смертельный лёд. Не помогает ни утепляющий костюм, ни тяжёлый труд, ни тёплый воздух из шланга. Подъём, а на палубе баня. Жара бьёт в лицо, как только снимают шлем. Это невероятно изматывало, но деваться было некуда. Наверху пираты, на дне могут встретиться пришельцы, но пиратов боишься больше. В Диких Водах всё держалось на жестокости и страхе, а царила над ними жадность. Сокровища лежали под ногами, требовалось нагнуться и поднять. Лёгкость добычи заставляла офицеров превратиться в рычащих собак. Чтобы измученный раб продолжал тянуть лямку, его надо было стегать плёткой. Казаков получил лёгкую кессонку, у него ломило все мышцы, но капитан всё равно отправил его под воду. Команда прониклась рвением и трудилась, не щадя своих сил. Сознавая преходящесть авральных работ, даже негры пахали, не разгибаясь. Волей-неволей им приходилось быть смекалистыми. Совсем тупые остались в хижине или отправились к акулам.

По поводу акул хорошо сказал Ганс:

– Акула для нас теперь голубь мира. Если нет акул, это плохо, значит, есть разумные пришельцы.

К счастью, акулы были. Вокруг судна то и дело взрезал волну острый плавник. Стая небольших акулок вертелась на подхвате, в ожидании, когда кок выплеснет за борт новую порцию помоев и очисток. Они здорово напоминали демократических журналистов возле пресс-центра, не хватало только вспышек блитцев. Когда Денис сообщил о своём наблюдении Смольскому, ведущий научный сотрудник посмотрел на лаборанта, как на рака-щелкуна.

– Вы стремитесь принизить акул, чтобы снять с себя чувство вины за совершаемые вами акты клептопаразитизма.

Они стояли возле борта, наблюдая, как матросы поднимают на лебёдке питомзу, чтобы вывалить на палубу добычу и спустить обратно к Казакову.

– Но я не чувствую вины, – признался Денис. – Я даже не знаю, о чём вы говорите.

– Клептопаразитизм есть насильственное или тайное присвоение чужого кормового или гнездового ресурса.

– Это как?

– Как если бы неработающая жена при разводе отсудила у мужа часть имущества, – ввернул Смольский. – Мы крадём у пришельцев, пираты грабят у нас. Все повинны, все стремятся к самооправданию.

– Я не стремлюсь, – сказал Муромцев. – А вы были женаты?

– На науке, – сказал Смольский.

– И никогда не были?

– Не вижу необходимости, – он поджал губы и злобно блеснул очками снизу-вверх на Дениса. – Вы тоже не стремитесь.

Муромцев несколько раз кивнул, помолчал и после паузы, сказал:

– Лучше амфибия в трюме, чем дура на кухне. Я понял это на «Мона Лизе».

– Как способна изменить человека «Мона Лиза»… – пробормотал ведущий научный сотрудник. – Вы удивительно быстро повзрослели за несколько часов, Денис.

Лаборант издал ряд коротких, практически беззвучных выдохов, которые могли означать сдержанный скептический смех. Этим он выразил все свои чувства, вспыхнувшие, когда в голове прокрутился короткий ролик воспоминаний, связанных с затонувшим судном. Он не мог рассказать о них даже самому себе, не то, что вслух кому-то другому. На душе словно поставили замок. Вместо этого он положил ладони на планшир, опёрся на руки, упруго оттолкнулся, сбросил внутреннее напряжение и спросил: