Опасный лаборант - Страница 34


К оглавлению

34

«Я становлюсь другим, – колено упёрлось в стойку леера. – Я стал другим». Впервые за время отъезда надолго оставшись наедине с самим собой, Муромцев припомнил всё случившееся, обозрел картину целиком и поразился, сколько выпало на его долю экстрима. Для Санкт-Петербурга это выглядело форменным телешоу, плодом фантазии сценаристов и режиссёрского драйва, однако лихая жизнь в шальной компании превращало исключительные события в заурядные. Сезон полевой работы в тропиках мог изменить человека навсегда.

«Неудивительно, что мы с местными друг друга мало понимаем, – подумал Муромцев. – Они в этом варятся, а мы… Мы здесь как горсть моллюсков, брошенная в стаю рыб. Съедят или пойдём на дно. Или будем вынуждены измениться, адаптируясь к окружающей среде».

Он подумал о подрезанном в трущобах оборванце. Такие вещи западают в память. Должны западать, но этот почти позабылся. Не оставил следа в душе. Потому что душа такая? Или след поначалу незаметен, а потом даст знать?

Муромцев относился к этому воспоминанию как к досадной помехе. Оно лишь оставило неприятный осадок, и Денис не чувствовал за собой вины. Он был уверен, что оборванца спасли врачи, и не испытывал жалости к грабителю, который хотел пырнуть его ножом.

Временами перо руля задевали какие-то твари, и тогда колесо штурвала поворачивалось само по себе, словно на вахте был призрак.

Муромцев думал о том, почему иностранцы не понимают и недолюбливают друг друга.

Почему люди могут быть чужаками в принципе?

Есть факт: людям свойственно делить окружающих на своих и чужих. Даже самые толерантные делают это спонтанно, а потом осознанно стараются исправить то, что считают поведенческой ошибкой.

Во второй половине двадцатого века под влиянием социально-политических обстоятельств (исторически сложившиеся многонациональные общества двух ведущих держав, СССР и США, и последовавшая за развитием транспорта глобализация мировой экономики) людей попытались отучить от ксенофобии. Им принялись внушать, что к представителям другой культуры следует относиться доброжелательно, что следует проявлять максимальную терпимость к крайним проявлениям их обычаев, выходящим за рамки этических норм и законности. Эксперимент провалился, а три поколения общей численностью в полмиллиарда человек оказались психически изувеченными и неподготовленными к жизни в реальном, а не воображаемом социологами обществе, где иммигранты, воспитанные в патриархальных традициях, держались друг друга, не принимали коренных обитателей и тем самым получали значительное преимущество в личной жизни и бизнесе.

Неизвестно, до каких высот истребления цивилизованного человечества дошли бы прогрессивные психологи, не случись Нашествие. Морские перевозки людей и грузов прекратились, а вместе с ними кончилась и трансконтинентальная миграция. Начались вертикальные подвижки крупных участков морского дна, из-за которых возникали землетрясения, цунами и усиление вулканической активности. Стало не до построения глобальной цивилизации. Экономики перешли в мобилизационный режим. Теория единого мира канула в Лету, а политика толерантности уступила место конструктивной ксенофобии. Когда чужие лезут из воды и едят людей заживо, их враждебность трудно игнорировать. В защиту устаревших воззрений не работал даже дискурс общечеловеческих ценностей, потому что пришельцы не были людьми, а их геномы не имели ничего общего с генотипами земных животных. Инопланетяне оказались абсолютно иными. По всем параметрам. Без исключения.

Оказалось, что чужаки существуют.

Оказалось, что они смертельно опасны.

Само собой и сразу выяснилось, что свои должны объединиться и дать организованный отпор пришельцам, потому что инстинкт самосохранения находится рядом с инстинктом ксенофобии. Что ксенофобия это часть самосохранения и есть, а те, кто прилагал усилия её вытравить, потеряли в жизнеспособности и сильно проиграли в социализации. Быть толерантным стало немодно, зато придерживаться старых традиций сделалось почётно. Общество Реального мира заметно отличалось от общества Идеального мира. Чем ближе к морю, тем лучше это было заметно. Инопланетяне не оставляли шансов считать иначе. Сами они превосходно сосуществовали в союзе трёх биологических классов – амфибий, насекомых и бактерий, но у себя в воде они были своими, а все, кто населял сушу, чужими. Они не пробовали установить с человечеством контакт, а заняли Мировой Океан и жили в нём, истребляя всех, кто пытался помешать или просто оказывался рядом. Людям тоже всё стало ясно с пришельцами, и быстро сделалось понятно, как себя вести.

Столкнулись две цивилизации разумных всеядных хищников, из которых автохтонная была представлена одним видом, а инвазионная тремя различными классами. Только индивидуумы с нарушениями психики считали чужаков равными себе. Такие девианты могли выжить лишь вдали от предмета обожания, потому что гибли при первом контакте с ним. В центре континента встречались люди, исполненные любви к пришельцам. Иногда они отправлялись в далёкие края, чтобы познакомиться поближе, и пропадали. Возможно, среди инопланетян тоже встречались особи с отклонениями, в зоне тумана старые и больные амфибии селились по соседству с людьми, но достоверными сведениями об их мотивации земная наука не обладала.

Чужаки оставались чужими, несмотря на все усилия их понять. Проблемы толерантности решала пуля. У пришельцев точку в общении ставил телепатический приказ, вслед за которым в ход шли зубы, клюв или нейротоксин, в зависимости от классовых особенностей.

34