Красуясь на камеру, Посебастьяна приосанился и нацелился ножом в бок.
– Ат-ставить! Команда была «отставить»! – шибанул по ушам голос человека, привыкшего к простым и радикальным действиям.
Полсебастьяна встал как вкопанный. Обернулся.
На него бежал молодой турист, самый злобный, на ходу крича что-то на своём языке.
– Брось нож! Оружие на землю, бишу до мар!
Это были самые плохие туристы, встреченные на Ослиной Челюсти. Оскорбляли, снимали на камеру, а теперь будут бить. Наученный горьким опытом моряцкой жизни, перемену обстановки Полсебастьяна схватывал на лету. Он был готов отстаивать честь до конца.
– Сам ты педик, – проскрежетал он сквозь зубы и отвёл руку, чтобы со всей силы пырнуть иностранца.
После амфибии калека не казался Денису опасным противником, но и щадить оборванца с ножом Муромцев не собирался. Он притормозил перед взбешённым островитянином, шумно выдохнул и обозначил удар с правой в голову.
У инвалида сдали нервы. Нож клюнул и метнулся назад, словно жало из пасти змеи. Недолёт был велик, и оба это поняли. Лаборант подшагнул, снова махнул кулаком, намереваясь пробить в лоб. Не достал, но мог ушибить, если бы захотел. Островитянин с запозданием уклонился, разозлился, подался навстречу и быстро потянулся остриём к животу Дениса. Колено взлетело к груди. Нога стремительно разогнулась. Удар носком кроссовка в челюсть подбросил оборванца в воздух. Лязгнули зубы. Хрупнуло. Голова дёрнулась назад, а подошвы вылетели вперёд. Полсебастьяна грохнулся на спину. Подпрыгнул мусор на полу ангара.
– Сдохни, обсос, – Муромцев выбил из обмякшей руки нож. – Вы в порядке, Виктор Николаевич?
Старший научный сотрудник перевёл дух.
– Я-то цел, а он как?
Странный оборванец валялся как ватная кукла, на штанах расползалось мокрое пятно.
– Да какая разница, Виктор Николаевич? – раздосадованный Муромцев пнул нож под стол. – Я же говорил, что с этим чёртом толковать бесполезно. Смотрите, у него тут уловом все столы завалены и на верёвках вялится. Сам он добыть столько не мог, еле ходит. Значит, привёз кто-то здоровый, да не один, рыбаки поодиночке в море не ходят. Вот пока эти большие парни не прибыли, давайте уносить отсюда ноги.
Резиновая лодка исчезла. Сколько учёные ни бегали вдоль вывала плавника, тузик не нашли. Причал, старый баркас, приметная коряга, за которую Кака чалил лодку, всё осталось на месте. Мотор, аккумулятор и все лодочные причиндалы, даже бак для воды как корова языком слизнула.
– Ждать на острове нельзя, досидим до беды. Будем добираться до яхты своим ходом, – рассудил Муромцев, посматривая то на море, то на лес, словно оттуда могла выскочить ватага дикарей с мачете и острогами.
Лаборант понимал, что содеянного ему не простят. Рюкзаки со снаряжением, включая злосчастный «LightField-217» и наутилуса, лежали перед ними, приготовленные к транспортировке.
– Денис, я плавать не умею, – призналась Рощина.
– Мы можем добраться до «Морской лисицы» и что-нибудь придумать, – предложил Казаков. – Найдём надувной матрас или спасательные жилеты.
– У нас нет времени, – сказал Муромцев.
Он поискал глазами в груде мусора, выброшенного прибоем на берег, встрепенулся.
– Сейчас, – бросил он на бегу.
– Что-нибудь придумает, – Рощина закусила губу, глядя ему вслед.
– Его активность начинает меня пугать, – сказал Казаков. – Он раньше таким в экспедициях не был, правда, Арина Дмитриевна?
– Это из-за климата. Тропики, океан, много ярких впечатлений, вы же сами видите. Денис молодой, вот и взбесился.
– Он становится неуправляем.
– Что вы предлагаете? – прямо спросила Рощина.
Виктор Николаевич помедлил.
– Вы же начальник.
– А вы мужчина. Раньше вы таким мямлей тоже не были. Не можете договориться с одним лаборантом? Соберитесь с Михаилом Анатольевичем и сообща придумайте что-нибудь.
Муромцев вернулся, неся перед собой пластиковую бочку.
– Во чего нашёл! – бухнул ношу на песок, заткнул горловину пучком водорослей. Учёные с сомнением глядели, как он привязывает обрывком каната две длинные палки.
После того, как он расправился с калекой, лаборанту не перечили.
– Будет плот, – Муромцев связал концы палок, принайтовил рюкзаки возле бочки и завёрнутого в сетку наутилуса сверху. – Виктор Николаевич, помогите.
Они спустили на воду плавсооружение, протащив к кромке отлива далеко по обнажившемуся илистому дну. Шли, постепенно погружаясь, пока вода не достигла пояса. Палки стабилизировали поплавок, не давая бочке вертеться.
– Залезайте, Арина Дмитриевна. Держитесь за рюкзаки и гребите ногами, а мы с Виктором Николаевичем будем буксировать.
Рощина неуверенно легла на деревяшки. Конструкция чуть погрузилась, но и только. Мужчины потянули её, Рощина заколотила ступнями, и плот двинулся с места.
– Вы плывёте, – приободрил лаборант, оттолкнулся от дна и сам заработал ногами, подгребая свободной рукой.
«Только бы не течение», – чем дальше они забирались в море, тем больше лезла в голову Рощиной всякая ерунда. – «Здесь есть сильные течения, меняющиеся в зависимости от времени суток? Если нас подхватит и унесёт, с „Морской лисицы“ не заметят. Не найдут…» Арина выбилась из сил, а яхта всё не приближалась и не приближалась. Как виднелась где-то вдали, так и оставалась в недосягаемости. Наверное, относило течением. А погружённых едва ли не с головой с борта тем более не видно.
– Денис, я плохо плаваю, – жалобно промолвила Арина.